Центр Крийя Йоги Ананда

Вдохновение
Йогананды
 

Парамаханса Йогананда и ученики

Парамаханса Йогананда — Премаватар — Мастер Крийя Йоги с учениками — Paramhansa Yogananda — Premavatar — Kriya Yoga Master with disciples

Отрывок из главы 21 книги Свами Криянанды — "Путь"

.............

Дружба, которая простиралась на нас со стороны Гуру, была обращена к нашим душам. Отвечать ему взаимностью таким же образом означало вечную борьбу за то, чтобы встречаться с ним на этом божественном уровне. Те, кто хотел удовлетворения своего эго, не могли склонить его к компромиссу в чистоте его дружбы. Если ученик льстил ему, Мастер обычно спокойно смотрел на него, как бы говоря: "Я не оскверню свою любовь к тебе принятием такого уровня общения". Он всегда оставался для каждого из нас высшим идеалом, к которому только можно было стремиться. Такая совершенная любовь предъявляет к ученикам более высокие требования, чем любая дисциплина, поскольку требует не менее, чем приношения всего себя в дар Богу.

Я обычно молился Мастеру: "Научи меня любить тебя так, как ты любишь меня". Однажды, беседуя с несколькими из нас в главном офисе, он проницательно посмотрел на меня и сказал: "Как может маленькая чашка вместить весь океан любви? Сначала она должна расшириться и сделаться такой же большой, как океан!"

Священные Писания Индии утверждают, что когда душа освобождается от эгоизма, она сливается с океаном Духа и становится единой с ним. В то время как большинство из нас любили Мастера с различной степенью эгоистического сознания, его любовь к нам была беспредельной, космической. Такая любовь непостижима для обычных людей. "Я убил Йогананду давным-давно, — говорил он. — Теперь в этом храме не пребывает никто, кроме Бога". Его любовь к нам была любовью Бога, проявляющейся через его человеческую форму.

— Когда бы я ни смотрел на Вас, — написал однажды Норманн Мастеру в записке, — я вижу только Божественную Мать.

— Тогда веди себя соответственно, — невозмутимо ответил Мастер при следующей встрече с ним. Это была не скромность отречения, а лишь безличное принятие вещей, как они есть. Йогананда был скромнейшим человеком, которого я когда-либо знал, и все же он был скромным только в том смысле, что в нем совершенно отсутствовало эго, а не в смысле, что манера его поведения была самоуничижительной. Когда кто-то восхвалял его за скромность, он просто отвечал: "Какая может быть скромность, когда нет сознания эго?" В сущности, наши взаимоотношения с ним были не только дружбой в Боге, но дружбой с Богом, ибо он был пропитан одной только Его любовью. Он всегда с твердой решимостью перенаправлял к Божественному всю ту любовь, которую мы дарили ему. Когда мы касались его стоп, как это принято среди учеников в Индии по отношению к своему гуру, он благоговейно держал правую руку с расширенными вверх пальцами у своего лба, свидетельствуя, что направляет нашу преданность к Богу. И если в нашей любви к нему проглядывали малейшие знаки привязанности, он становился отчужденным и сдержанным до тех пор, пока мы не понимали, что одна только любовь Бога простирается через него на нас.

Дайя Мата рассказывала нам историю, восходящую к тем временам, когда она была подростком и только вступила на путь. В начале совместной работы Мастер обращался с ней нежно, как с дочерью. Но когда ее стопы прочно утвердились на пути, он приготовился преподать ей высшие достоинства безличностной любви. И теперь для нее, по-прежнему чувствовавшей по отношению к нему дочернюю любовь, он вдруг стал казаться отчужденным, даже суровым.

Однажды в Инсинитас его обращение показалось ей необычайно холодным. Она вышла на отвесный берег за ашрамом и обратилась с глубокой молитвой ниспослать ей понимание. Наконец, она пришла к твердому решению. "Божественная Мать, — поклялась она, — отныне и навсегда я буду любить только Тебя. Глядя на него, я буду видеть одну только Тебя".

Внезапно она почувствовала, будто огромный груз снят с нее. Она вошла в дом и преклонила перед Мастером колени для благословения, как всегда делала перед отходом ко сну. На этот раз он приветствовал ее ласковыми словами: "Очень хорошо!"

С тех пор он вновь стал проявлять к ней нежность, но их отношения перешли на более глубокий уровень, поскольку ученица видела его теперь в том же безличном свете, в каком он созерцал себя.

Для нас, пришедших намного лет позже, большим воодушевлением было видеть поистине божественную дружбу между Дайя Матой и Мастером. Такая же дружба с его стороны простиралась и на каждого из нас, но лишь немногие смогли так чутко оценить чрезвычайную чувствительность его дара. Каждый из нас пытался по-своему примирить кажущееся противоречие между тем, что он был самым добрым и внимательным другом, как это часто можно было видеть, и его желанием подвергнуть нас болезненным урокам. Хотя мы знали, что эти уроки служат нам во благо, очень часто это благо выходило за пределы нашего понимания. Фактически противоречие было в нас самих: между мелочными требованиями наших эго, жаждущих комфорта и утешения, и бескомпромиссным порывом наших душ к внутреннему совершенствованию. Сам Мастер достиг полной целостности. Жизнь в безличном Духе никоим образом не сделала его безразличным к человеческой боли. Оба уровня, человеческий и божественный, были для него частями единой реальности — человеческий был просто ее ограниченным, внешним проявлением.

Однажды он сказал нам: "Я предпочитаю работать с любовью. Я просто увядаю, когда приходится работать по-другому". Я и сам всегда, когда он бранил меня, замечал в его глазах глубокое сожаление о том, что мне не хватает понимания и ему приходится делать мне выговор. Но он уверял нас: "Я всегда ругаю только тех, кто слушает. Тех, кто не слушает, я не ругаю". Это не значит, что он не мог относиться к нам на человеческом уровне. Скорее, он знал, что в стремящихся получить самый драгоценный дар, который он мог преподнести, — знание Бога — нужно разрушить всю привязанность к эго.

Но с другими людьми, да и с нами, если он считал нужным смягчить свою дисциплину — он становился самым обаятельным, душевным и восхитительным человеком из всех, когда-либо живших на свете. Он был благородным человеком в самом подлинном и лучшем смысле этого слова. В силу его безупречной внутренней целостности божественное совершенство отражалось даже в его повседневном поведении. Он проявлял полное одобрение и приятие тех, кто был способен поддерживать с ним чистые отношения в Боге.

Слышать неформальные разговоры Мастера с такими учениками было глубоко вдохновляющим. Больше всего меня поразило тихое достоинство этих взаимоотношений, основанных на глубочайшем взаимном уважении. Когда они вместе смеялись, они словно разделяли какую-то глубокую внутреннюю радость, для которой смех был лишь мимолетным, внешним выражением, а не необходимостью. Их глубочайшее совместное общение происходило в молчании.

Чем больше я настраивал себя на Мастера, тем более глубокая благодарность к запредельной красоте этой внутренней дружбы возникала во мне. Это общение не нуждалось во внешнем выражении для собственного подтверждения. Благословленный этой дружбой человек даже радовался, когда другие старались поставить себя выше него в глазах Гуру, ибо знал, что эгоистическое одобрение не имеет ничего общего с этой настроенностью.

Наиболее глубокое впечатление на меня производило его абсолютное уважение к людям. Меня всегда удивляло, как человек, чья мудрость и сила внушают другим столь глубокий трепет, может в то же время относиться к каждому с таким смиренным уважением. Я всегда считал, что уважение не дается просто так, его нужно заслужить. В некотором смысле Мастер, конечно, действовал по тому же принципу, но для него это означало проявление глубочайшего уважения ко всем, поскольку он видел во всех детей Бога. Однажды Мастер сказал доктору Льюису, своему первому ученику в Америке: "Помни, что Бог любит тебя точно также, как и меня. Он наш общий отец".

..............

Мастер обладал исключительным магнетизмом, даже когда был ребенком. Доктор Нагендра Нат Дас, терапевт, друг всей жизни Мастера, посетил Маунт Вашингтон в июле 1950 года.

Он рассказывал нам: "Еще мальчиком, Парамахансаджи притягивал людей. Его отец, высокопоставленный чиновник железнодорожного ведомства, часто давал нам бесплатные проездные билеты. И куда бы мы ни приехали, через несколько минут после его выхода из поезда, вокруг нас собиралась стайка мальчишек".

В основе удивительного очарования Мастера лежал тот факт что, видя свою беспредельную Возлюбленную во всех человеческих существах, он пробуждал в них смутную веру в присущие им самим добродетели. Безличный, как все воистину великие, он никогда не допускал и мысли со стороны других, что между ними есть какие-то сущностные различия.

Бернард, на которого Мастер возложил какое-то трудное предприятие, однажды запротестовал: "Конечно, Сэр, вы можете это сделать. Вы — мастер".

— И что, ты полагаешь, сделало меня мастером? — потребовал ответа Гуру. — Это произошло в действии! Не цепляйся за мысль о слабости, если желаешь стать сильным.

— Один последователь, — однажды рассказывал нам Мастер, — сидел перед образом своего гуру, пел и бросал на него цветы, выражая преданность. Его концентрация стала чрезвычайно глубокой и внезапно он узрел, что вся вселенная содержится внутри него. "О, — вскричал он, — я возлагал цветы на другой образ, но теперь вижу, что я, незатронутый этим телом, являюсь Держателем вселенной. Я преклоняюсь перед самим собой!" И он начал бросать цветы на свою собственную голову.

Когда Мастер (Шри Юктешвар) рассказал мне эту историю, я был настолько потрясен, что вошел в самадхи*. Этот последователь говорил не от имени эго. Он возрадовался смерти эго".


Самадхи (космическое сознание) — состояние безграничного осознания, которое приходит к йогу, разрушившему гипноз эго. Христианские святые иногда описывали это состояние как "мистический брак", поскольку душа при этом сливается с Богом и становится единой с Ним.


Именно такие отношения Мастер стремился установить с нами: отношения, в которых мы осознавали бы всем своим существом, что и мы также есть То.

Лео Кокс, один из молодых монахов, некоторое время фотографировал Мастера при каждой возможности. Стен в его комнате не хватало, они были почти сплошь оклеены этими фотографиями.

— Почему ты продолжаешь фотографировать эту физическую форму? — однажды настойчиво спросил его Мастер. — Что она, как не плоть и кости? Познавай меня в медитации, если хочешь узнать, кто я есть на самом деле!

А как-то раз, когда мы подавали ему еду, он заметил: "Вы все так добры ко мне, проявляя столько внимания". Карл Фрост, один из присутствовавших учеников, воскликнул: "О нет, Мастер. Это вы столь добры к нам!"

— Бог помогает Богу, — ответил Мастер с прелестной улыбкой. — Такова природа Его космической драмы.

Чем ближе мы становились духовно, тем меньше он старался учить нас на словах. "Я предпочитаю учить глазами", — сказал он мне однажды. Он никогда не хотел навязывать нам свои указания, его метод обучения помогал открыть в себе глубокие источники интуитивного прозрения. Чем ближе к нему мы чувствовали себя, тем ближе подходили к познанию нашей истинной Сущности: Бога внутри нас.

.............

Предыдущая глава      Следующая глава

Переход к оглавлению