Сонастроенность

Из главы 27 книги "Путь" Свами Криянанды

...............

В воскресенье утром, когда Мастер должен был выступать с проповедью в церкви Голливуда, ко мне в гости прибыли мои родственники из Уэствуд Виллиджа, Сью и Бад Клюэлл. После церковной службы, Мастер любезно пригласил нас троих на ланч с ним.
Нашу небольшую группу обслуживали на помосте за занавесом, поскольку в церкви было недостаточно места. В тот день, после полудня, я впервые мог наблюдать Мастера в роли хозяина. Для меня это было чудесным переживанием. Полное отсутствие всякого притворства, восхитительное остроумие, милая обходительность, сердечный доброжелательный смех, который заражал каждого радостью, могли бы очаровать любую аудиторию.

Среди присутствовавших были доктор и миссис Льюис. Одна леди, недавно ставшая членом Общины, глядя на них, спросила: "Мастер, ведь доктор Льюис был вашим первым учеником в этой стране, не так ли?"
Ответ Мастера был неожиданно сдержанным. "Так говорят," — ответил он спокойно. Тон его голоса так заметно контрастировал с его вежливостью и гостеприимством, что леди была совершенно растеряна. Заметив ее удивление, Мастер объяснил более доброжелательно: "Я никогда не говорю о людях, как о моих учениках. Бог есть Гуру: они — Его ученики".
Ученичество для Мастера было слишком святым понятием, чтобы обращаться с ним легко даже в случайном разговоре.

Позднее Сью и Бад признались, что Мастер просто очаровал их. "Однако — спросила меня Сью с некоторым вызовом, — почему вы называете его "Мастер "? Развивая эту мысль, она продолжала: "Мы живем в свободной стране! Американцы не рабы. И никто не имеет права быть господином другого человеческого существа!"
"Сью, — возразил я, — мы отдаем ему нашу зависимость, а не свободу! Я не знал никого, кто так уважал бы свободу других, как Йогананда. Мы называем его Мастером в смысле Учителя. Он настоящий Мастер того дела, в котором мы стремимся достигнуть вершин. Можно сказать, что он наш Учитель в искусстве достижения истинной свободы".
"Истинная свобода! Как вы можете говорить такое? Вы можете голосовать, можете поехать куда угодно, не так ли? Не является ли наш американский образ жизни достаточным доказательством, что мы уже свободны?"
"Так ли? — Улыбнулся я. — Подумайте, как ограничены и стеснены люди своими привязанностями и страстями. Они хотят иметь тысячу вещей, большую часть которых никогда не получат, в надежде, что эти вещи сделают их счастливыми. Связывая свое счастье с материальными ценностями, они порабощают себя! Счастье, Сью, это не вещи. Это состояние ума".
Несколько минут она размышляла над моими словами. "Ну, — заключила она, — я всё же думаю, что была бы счастливее, если бы могла купить себе новый диван!"
(Бедная Сью, была бы ты счастливее? Через годы после этого разговора я так хотел бы увидеть радость в твоих глазах!)

Замечание Сью относительно нашего обращения к Гуру не было неожиданным. Если бы Мастер появился на сцене жизни, как Ницшеанский Заратустра, делая грандиозные заявления по непонятным темам, которые ни одному человеку в здравом уме никогда не пришли бы в голову, люди, приняв свое смущение за благоговейный трепет, могли воскликнуть: " О, это действительно мастер!" Но Мастера обычно ведут достаточно прозаический образ жизни. Они рождаются в яслях, учат известным истинам простыми словами. Можно сказать, что они почти выставляют напоказ свою простоту. Человек не проявляет доброжелательности к величию в простых людях. Но именно в совершенной человечности, а не в отказе от человеческого, проявляется величие учителей.

...............

Наша "зависимость" от Мастера была "зависимостью" исключительно от любви. Он более высоко, чем мы, ценил святость таких отношений и относился к ним с высочайшим благородством и уважением. Но если со стороны ученика не было любви, эти узы разрывались или вообще не возникали. Среди учеников были такие, которые не понимали значение нашего обращения к Гуру — "Мастер".
"Я пришел сюда, — жаловались они, — не для того, чтобы заливать цемент!" "Нет? Тогда для чего же вы пришли?"
"Ну конечно для медитации и чтобы обрести самадхи".
"И вы вообразили, что обретете самадхи иначе, чем через настроенность с вашим Гуру?"
"Вовсе нет. В конце концов, я именно для этого и пришел сюда. Но что общего между настроенностью и заливкой цемента? Я нуждаюсь в его помощи в моих медитациях".
Слепцы, неужели вы не видите, что процесс изменения себя должен охватывать всё, что данное Мастером духовно должно быть воспринято нами на всех уровнях нашего бытия, что нет действительной разницы между Богом в форме цемента и Богом в форме благих видений? Бог в равной степени присутствует во всём!

Редко случается, чтобы ученик без внутреннего сопротивления, порожденного эгоизмом, полностью принял своего гуру. "Я хочу проявить собственную способность к творчеству!"— мысль, которую часто держат в уме и реже высказывают. Или: "Я знаю, что Мастер может мне дать самое великое, однако, я тоже могу дать ему кое-что стоящее. Я хороший организатор!" О, безумец, разве ты не видишь, что человек не может выразить ничего, что мог бы назвать собственным? Что его идеи, мнения, так называемые "вдохновенья" — лишь отражают потоки сознания, которые в равной степени доступны каждому? Только благодаря настроенности с волей Бога, мы действительно можем выражать себя. Через каждого из нас Бог может исполнить уникальную песню; это не значит, что мы не должны пытаться быть творческими личностями. Пока мы сами не начинаем действовать, Бог не может действовать через нас. (Вся Бхагавад Гита является призывом к действию.) Мы должны научиться слушать, принимать и усваивать — в этом заключается истинная и глубочайшая тайна творчества.

Для учеников самым надежным путем к творческому самовыражению является путь согласования своих действий и стремлений с желаниями гуру. Его главная задача — ускорить их движение на пути самораскрытия. Вы хороший организатор? Тогда ищите в себе вдохновение, полученное от гуру, которое необходимо вам для организаторской работы. Если вы говорите: "Уж это я знаю лучше, чем он," — вы закрываете дверь, которую он так старательно держал открытой для вас на пути к неиссякаемому источнику вашего внутреннего вдохновенья внутри вас.

Глупо и ведёт к тщеславию размышлять о том, что понимание нашего гуру в чем-то несовершенно, даже в мелочах. Именно здесь зреет семя гордыни; она начинается с мысли: "Как он ни мудр, но в этом конкретном деле я мудрее его!"

Наш учитель часто проявлял невероятное умение и сноровку в делах, далеких от сферы его непосредственного опыта. Например, он никогда не изучал медицину, однако пользовался уважением многих докторов за знание тайн их профессии.
Однажды в Индии, его не удовлетворила работа известного художника, которому он заказал портрет Лахири Махасайи. Тогда он сам написал портрет, более удачный, чем тот, что выполнил художник. И это было его первой попыткой в живописи!
Жена сеньора Куарона, главы нашего центра в Мехико, рассказала мне по-испански, когда я посетил их в 1954 году: " Однажды у меня было частное интервью с Мастером. Я знала, что он не говорил по-испански и, как видите, я не говорю по-английски. И все же, мы говорили с ним целый час и я отлично понимала его". Думаю, что в течение того часа он говорил по-испански.

Бывали времена, когда я чувствовал, что Мастер в чем-то ошибется или недостаточно понимает какой-то вопрос. Было время, как вы узнаете из последующей главы, когда в моих вопросах отражались серьезные сомнения. Но всегда со временем оказывалось, что именно он был прав. Его действия, порой необычные и, по видимости, не всегда разумные, основывались на безошибочной интуиции, которая никогда не подводила его. Если его планы не осуществлялись, то это случалось лишь потому, что нам недоставало гармонии при их выполнении.

Вот маленький пример. За школьные годы меня научили сознавать значение эстетических ценностей и я был несколько разочарован готическими арками на алтаре нашей церкви, который, как мне сказали, проектировал сам Мастер. Они казались мне несколько холодными и стереотипными, хотя и не вполне. Но однажды мне удалось увидеть подлинный эскиз Мастера. Он был прелестен. Наши плотники совершенно не воспроизвели изящный восточный изгиб его арок.

Если бы мы внимательнее вслушивались в искусные нюансы его руководства нами, а не бегали вокруг ( "как цыплята с отрубленными головами", по выражению самого Мастера), неистово стараясь исполнить его волю, не пытались рассудочно препятствовать ей, то мы могли бы изменить мир. Конечно, и мы сами изменились бы коренным образом.

............

Мастер никогда не поощрял негативности даже с добрыми намерениями. Несколько лет назад один человек пытался путем обмана повредить работе одной из наших церквей. Мистер Джекот, адвокат и преданный член, раскрыл замысел этого человека и обвинил его публично. Мастер высказал мистеру Джекоту благодарность за предотвращение опасной ситуации, но мягко пожурил за метод, который тот использовал. "Это нехорошо, — сказал он, — независимо от намерений, создавать негативные вибрации гневными и резкими словами. Доброе дело, которое вы совершили, было бы значительно ценнее, если бы вы использовали мирные средства".

...............

"Избегайте высказываться отрицательно, — говорил он нам однажды вечером. — К чему смотреть на нечистоты, когда такая красота вокруг? Вы можете привести меня в самую великолепную комнату в мире, и всё же, если я захочу, то смогу найти в ней недостатки. Но зачем мне это? Почему не насладиться её великолепием?"
И сказал нам: "Не говорите о недостатках организации. Если бы я начал перечислять, им не было бы конца! Но если мы сосредоточим внимание на негативной стороне, то потеряем из вида хорошее. Доктора говорят, что в нашем теле блуждают миллионы ужасных микробов. И лишь потому, что мы не сознаем этого, они значительно меньше наносят нам вреда, чем если бы мы чувствовали и переживали их присутствие. Так должно быть и здесь, поскольку в нашей организации много хорошего. Но если мы будем концентрировать внимание на негативных аспектах, мы сами обретем отрицательные качества. Когда мы сосредоточиваем внимание на хорошем, в нас развиваются добрые качества.

...........

Однажды я стоял с Гербертом Фридом, одним из священников, у входа в полуподвальный этаж. И мы разговаривали с Мастером, который собирался выехать на автомобиле. Герберт должен был после полудня отправиться в Фёникс, Аризона, чтобы стать там священником нашей церкви, и Мастер давал ему последние наставления. После небольшой паузы, он спокойно продолжал:
"Вам предстоит большая работа".
Обратившись к Герберту, я, улыбаясь, поздравил его.
"Это я говорю тебе, Уолтер, — поправил меня Мастер. Он больше не сказал ни слова по этому поводу; через несколько мгновений его автомашина выехала за ворота. Какую работу он имел в виду?

Впоследствии при различных обстоятельствах он часто повторял это предсказание: "Тебе следует делать то-то и то-то, Уолтер, — обычно говорил он, — потому что тебе предстоит большая работа". Или: "Тебе предстоит большая работа, поэтому …" Через два года после махасамадхи Мастера, его главный ученик, Раджарси Джанакананда благословлял группу наших учеников в Инсинитасе. Когда я подошел к нему, он помедлил, затем сказал тихо: "Мастеру предстоит выполнить через тебя большую работу, Уолтер. И он даст тебе силы для ее выполнения".

Что это за "большая работа", о которой они говорили? Они ни разу не говорили мне этого. Однако эти слова Мастера были, по своему воздействию, самыми значительными из тех, с которыми он обращался ко мне. В последующие годы я часто размышлял над ними, пытаясь понять их истинное значение. Очевидно, они имели значение приказа, а не похвалы. Казалось, они предназначались для того, чтобы передать мне чувство личной ответственности за какой-то аспект его миссии и чтобы внушить мне такое вдохновение, которое не позволило бы мне уклониться от этой ответственности. Было также ясно из его замечаний, что моей задачей должна быть общественная деятельность, которую я должен вести самостоятельно, и которая, возможно, не будет связана с моей обычной деятельностью.

Инстинктивно я боялся такой ответственности. Я предпочитал действовать согласованно с Мастером, а не плясать дикую джигу внешнего успеха, сопровождаемого овациями и преисполненного соблазнами. Мы здесь, говорила Дайя Мата, для того, чтобы угождать Мастеру. "Разве нельзя — молился я — просто угождать ему, держась в тени надежного убежища, недоступного для мирских соблазнов?

"Я не хочу выполнять великую работу! — написал я Раджарси на следующий день после того, как он сказал мне те слова. — Я просто хочу незаметно служить Мастеру". (Ответ Раджарси вновь пришел со спокойной улыбкой и благословил меня.)
Но когда, однажды, я противился усилиям Мастера вовлечь меня в сферу учительства, его ответ был резок.
"Жизнь для Бога, — сказал он строго, — это мученичество!

..............

 

Предыдущая глава Следующая глава

Переход к оглавлению