Бхагавад Гита

Из главы 31 книги "Путь" Свами Криянанды

"РОДИЛОСЬ НОВОЕ СВЯЩЕННОЕ ПИСАНИЕ!" — объявил с восторгом Мастер. Его комментарий к “Бхагавад Гите” был завершен. За три месяца непрерывной диктовки он закончил 1500 страниц. " Я сказал мисс Тейлор, сколько было страниц, однако она тщательно просчитала их, чтобы убедиться, что это правда!"

Мастер и я прогуливались по территории его ретрита. Закончив свою рукопись, он наконец позвал меня, чтобы я высказал некоторые предложения по предварительной редакции.
"Родилось новое Священное Писание! — повторил он. — Через эту книгу миллионы придут к Богу. Не только тысячи. Миллионы! Я знаю. Я видел их".

Моей первой задачей после выхода из уединения было прочитать рукопись, чтобы получить о ней общее представление. Впечатление было просто ошеломляющим. Никогда прежде я не читал ничего более глубокого и в то же время прекрасного и возвышенного. А ведь совсем недавно я ставил под вопрос мудрость Мастера! Мысленно я пинал себя за то, что был таким чурбаном. Его книга была наполнена такой глубочайшей мудростью, о которой я не имел представления. В отличие от большинства философских трудов, от нее веяло свежестью и жизнью, каждая страница была искрящимся источником подлинных откровений. Уверенной рукой опытного учителя глубокие истины иногда оживлялись изящным юмором, иногда иллюстрировались очаровательными поучительными историями, или освещались несколькими строками новой, порой удивительной, информации. (Я с изумлением узнал, например, что выдающиеся йоги иногда перевоплощались в несколько тел одновременно, чтобы быстрее отработать свою прошлую карму.) Лучше всего то, что истины, изложенные в книге, как сказал с восторгом Мастер, прояснялись “иллюстрацией за иллюстрацией”.
"Я понимаю теперь, — говорил он мне, — почему мой мастер никогда не позволял мне читать другие интерпретации “Гиты”. Если бы я читал их, то выражавшиеся в них мнения могли бы оказать влияние на мой ум. Но эта книга исходит полностью от Бога. Это не философия, не просто любовь к мудрости: это сама мудрость. Чтобы быть уверенным, что я ни коим образом не записываю собственные суждения, я настраивался на сознание Вьясы* перед началом диктовки. Все, что я говорил, в точности соответствовало тому, что хотел сказать он".

* Вьяса — автор “Бхагавад Гиты”

"Существовало множество других комментариев к “Гите”, — продолжал Мастер, — среди которых было несколько выдающихся. Однако ни один из них не был столь разносторонним в подходах, как этот. Комментарий Свами Шанкары, при всей его глубине, был ограничен тем, что он делал односторонний упор на чисто духовную природу реальности. Священные Писания должны иметь дело с реальностью на каждом уровне. Они должны быть полезными на физическом, умственном, а не только на духовном уровне, поскольку это те уровни, с которыми приходится считаться людям; Священные Писания создаются именно для простых людей, а не для святых".
И снова Мастер, счастливо улыбаясь, произнес: "Родилось новое Священное Писание!"
"На то была Божья воля, — заключил он, — чтобы “Гита” получила полное объяснение только сегодня. Это была главная часть миссии, которую поручил мне Бабаджи".

“Бхагавад Гита” содержит диалог между Кришной и Арджуной, в ходе которого Шри Кришна повествует своему ближайшему ученику о глубоких, божественных истинах. Что, думалось мне, может быть более уместным, чем предоставить истолкование этого Священного Писания самому Арджуне в последнем воплощении, а самому Шри Кришне в его настоящей жизни отдать распоряжение на эту работу?

.........

Сначала меня озадачило, почему Мастер хотел, чтобы кто-то редактировал его труды. Они были полны вдохновения, а разве божественное вдохновение не означает совершенство на каждом уровне? Возможно, нет. "Вдохновение,— объяснял Мастер, — заключается прежде всего в вибрациях и выраженных мыслях".
Постепенно я понял, что логическая структура предложения, как хорошо действующий водопровод, относится к физическому уровню существования. Это просто инструмент мысли и общения. Деятельность мозга медленна и нетороплива по сравнению с трансцендентной интуицией души. Часто случалось, что важное научное открытие полностью созревало в уме ученого или изобретателя, но потом требовались годы тяжелой работы, чтобы чётко и убедительно донести его интуитивное озарение до других.

Великие Мастера обычно принимают законы материальной вселенной, которую считают частью творения Бога. Однако материя обладает инерцией, тамасическим* качеством в Природе. Для святых, чьё сознание имеет трансцендентный характер, материальный способ деятельности может действительно казаться медленным и обременительным. Как говорил Мастер, он предпочитал работать на уровне вибраций (так пишут книги в астральном мире**). Кроме того, в своей природной склонности к деятельности на нематериальных уровнях реальности, великие Учителя часто поручают своим ученикам задачу перевода их трудов на материальный уровень, чтобы ученики также могли развиваться духовно.

*Тамас, самая низкая из трех гун, или качеств, которые наполняют всю вселенную. Двумя другими являются раджас, или раджа гуна , активирующее качество, и саттва, возвышающее, или одухотворяющее качество. Эти три гуны представляют собой последовательные этапы внешнего проявления из единства Духа.
**Вселенная, где души оказываются после физической смерти. Астрал — вторая стадия внешнего проявления Духа. В последовательности космического созидания сначала появляется каузальная вселенная или вселенная идей, представляющая саттва гуну. На этой стадии проявления все предметы и объекты существуют как идеи. Следующая стадия — астральная, представляющая раджа гуну. На этой стадии изначальные идеи облекаются в энергию. На третьей стадии физическая энергия получает вид твердой субстанции. То, что это всего лишь видимость, доказано современной физикой, обнаружившей, что вещество — это энергия. Формы и цвета существуют в астральном мире так же, как в физическом. Существуют планеты, поля, озера, горы и люди. Но все объекты воспринимаются как различные проявления света.
 

Однажды Мастер сказал мне: “Помогая мне с редактированием, вы растете сами”. Мастер мог легко решать мирские проблемы, в том числе связанные с грамматикой и литературным стилем, когда ему это требовалось. Он сказал мне однажды: “Одну книгу я редактировал сам — “Шепот из Вечности”. Именно эту книгу я считаю не только одной из лучших его работ, но также самым чудесным поэтическим явлением всех времен.* При редактировании комментариев к “Гите”, Мастер, казалось, был готов принимать во внимание наши предложения при выполнении большей части своей работы.

* Я имею в виду издания 1929 и 1949 гг.

Почти каждый день, после работы над рукописью, он откидывался на спинку стула и вел со мной непринужденную беседу. Иногда с нами в комнате оставалась миссис Нилей и присоединялась к разговору. Как правило, в таких случаях поучения Мастера принимали форму историй.

"Бог редко желает публичной демонстрации чудес, — так он начал однажды историю о Садху Харидасе, знаменитом чудотворце Индии восемнадцатого столетия, который, как рассказывал мастер, — "оставался зарытым в землю в течение сорока дней. После того, как его тело было извлечено, французские медики обследовали его и констатировали смерть. Впоследствии, к их изумлению, он ожил!”

Однажды Садху Харидас сидел в небольшой лодке с миссионером, который старался обратить его в христианина. “Почему я должен следовать за вашим Иисусом Христом? — спросил Харидас. — Что он сделал такого, чего не могу я?”
"Он проявил силы поистине божественные, — ответил миссионер. Посмотрев на воду, он продолжал, — Он мог ходить по воде”.
"И что же в этом особенного? — усмехнулся Харидас. Выпрыгнув из лодки, он пошел впереди нее по воде. Когда он шел, лодка следовала за ним. Миссионер потерял дар речи!

Магараджа того штата был великой душой. Увидев однажды Садху Харидаса издалека, он сказал: "Мне что-то не нравится в этом человеке". Его придворные возразили: "Но он великий святой! Смотрите, что он совершил". Магараджа ответил: " Все равно, мне что-то не нравится в нем". Он чувствовал, что увлекаясь чудесами, Садху Харидас забывал Бога.
И он был прав. Спустя некоторое время, Харидас оставил свою духовную деятельность, женился и вернулся к светской жизни. В конце концов он понял свою ошибку и возвратился к своим ученикам: "Я вернулся," — сказал он просто.
Через несколько лет он заявил: " Я совершил много недобрых дел, но теперь Возлюбленный зовет меня". Войдя в самадхи, он обрел вечную свободу.

"Сэр, — спросила озадаченная миссис Нилей, — как он так быстро снова вознесся? Когда человек падает с высокого духовного уровня, он должен понести более суровое кармическое наказание, чем павший новичок?"
Мастер покачал головой. " М-мм. Бог не тиран. Если тот кто привык пить нектар, начинает есть несвежий сыр, он будет недоволен этой переменой. Он отвергнет сыр и попросит снова нектар. Бог не откажет ему, если он осознает свою ошибку и вновь искренне обратится к любви Бога".
"Но, — продолжал Мастер, — не следует публично демонстрировать духовные силы. Немного лет тому назад в Индии говорили о йоге, который демонстрировал перед большими толпами способность глотать смертельный яд без последствий для своего здоровья. Однажды он забыл предварительно подготовить свой разум и яд начал действовать. Когда он лежал при смерти, то признался: " Я знаю, это мое наказание за то, что я выставлял напоказ свои силы перед другими".

"Однако Мастер может проявлять свои божественные силы перед учениками," — продолжал говорить Мастер о своем Гуру, и о чудесах, которые иногда совершал Шри Юктешвар. "На крыше его ашрама в Пури ослабла черепица", — с улыбкой вспоминал Мастер. Я хотел укрепить ее, потому что опасался, что она может сорваться вниз и поранить кого-нибудь. Но Мастер не проявил никакой озабоченности. "Не беспокойся об этом, — сказал он беспечно. — Пока я жив, она останется на крыше". И она оставалась там в течение почти двадцати лет, до самого дня его смерти. В тот день она упала на землю!"

Однажды мы говорили о строгости дисциплины, которую поддерживал Шри Юктешвар при обучении своих учеников. " Ему не нужны были ученики, — заметил Мастер. — Немногие могли принять то, что он насквозь видел все их слабости— проницательности, которую он никогда не колебался проявлять! И лишь оттого, что я оставался верен ему, я нашел Бога. Изменив меня, он изменил тысячи".

"Мастер, — спросил я, — может быть, строгость Шри Юктешвара была следствием его знания, что он больше не вернётся на материальный уровень бытия? Ведь большинство его настоящих учеников были уже свободными и он просто остерегался принимать на себя ответственность за новых?"
"Верно, — ответил Мастер. — это были немногочисленные последние ученики".
В другой раз Мастер сказал нам, что сам он обрел свободу “много воплощений тому назад”.

"Сэр, — спросил я его однажды, — как долго я был вашим учеником?"
"Ну, довольно долго, — это все, что я могу сказать".
"Но всегда ли требуется так много времени на это?"
"О, да — отвечал Мастер. — Мирские страсти часто отвлекают, пока люди не извлекут необходимых уроков в этой школе жизни".

В комментариях к “Гите” Мастер подчеркивает, что если набожный человек искренне стремится к свободе, то осуществление его стремления — всего лишь дело времени. По сравнению с длинным рядом воплощений, когда душа мечется в заблуждении прежде, чем повернется к своему источнику в Бесконечности, искреннее стремление к свободе находится на расстоянии не более шага от самой свободы.

Однажды после полудня, мы стали обсуждать книгу Шри Юктешвара “Святая Наука”. "Мне многое в ней непонятно", — признался я.
"Неужели? — удивилась миссис Нилей. — Почему? Мне она показалась очень легкой!"
Через несколько минут она вышла из комнаты. Улыбаясь, Мастер заметил: "Даже я, когда читал книгу, вынужден был прервать чтение в некоторых местах и задуматься!"

Незаметно разговор перешел к методам, применяемым Мастерами. "Люди всегда ждут от них чудес, — заметил Мастер. — Они не сознают, что величайшее “чудо” мастера заключатся в его смирении". Потом он добавил: "Действия настоящих мастеров всегда руководимы мудростью и никогда — капризом".
Несколько лет назад, один так называемый “мастер” из Индии намеревался посетить эту страну. Он писал мне, спрашивая, может ли посетить Маунт Вашингтон по пути на какой-то религиозный конгресс на Среднем Западе. Мы тщательно подготовили банкет для него и для его пятнадцати учеников. Мы уже ожидали его прибытия, когда из Гонолулу пришла телеграмма. Он все это время путешествовал, потом неожиданно получил “вдохновение” развернуться и снова отправиться домой. — Мастер рассмеялся. — Ни один Мастер не поступил бы так!"

Он продолжал обсуждать других выдающихся представителей религии: одни из них были действительно великими, другие — менее значительными, но примеры их жизни поучительны.
"На пути в Индию, в 1935 году, я встретил великого святого, — рассказывал Мастер. — Он еще жив. Его имя Йог Рамиях. Он является учеником Рамана Махарши и полностью свободной душой. Мы прогуливались рука об руку по территории Раманашрама в упоении Богом. О! Если бы я провел в его обществе еще полчаса, то никогда не смог бы заставить себя снова покинуть Индию!"
(В 1960 году я провел четыре дня с Йогом Рамияхом, или как тогда его называли, Шри Рама Йоги. Тот визит оставил глубокий след в моей духовной жизни.)

Потом Мастер рассказывал о работе в Индии, особенно о своей школе Ранчи.
"Проблема с обучением в школе мальчиков, — сказал он, — состоит в том, что большинство из них, становясь взрослыми, возвращаются к светской жизни. Это к лучшему, поскольку общество нуждается в возвышающем влиянии духовного воспитания; но когда начинаешь такую большую работу, то требуются работники. С этой точки зрения сегодня положение в Америке много лучше. Люди, которые приходят к нам учиться, хотят посвятить всю жизнь Богу. Таким образом, эти учения можно легче распространять".

Время от времени он говорил о том или ином ученике, желая показать мне на их примере правильные отношения в ученичестве; эти примеры должны были служить не только мне лично, но должны были помочь мне в воспитании других.
"Я принял дисциплинарные меры, — рассказывал однажды Мастер, говоря об одном из монахов, — но одна леди пожалела его. Молодой человек, тронутый ее сочувствием, начал чувствовать некоторую жалость к себе. Но потом я сказал ему: "Вы знаете, что в Индии есть поговорка: "Та, кто любит вас больше, чем ваша собственная мать — ведьма!" Я ваша мать. Разве я не знаю, что лучше для моего собственного дитя?” После этого он исправился.
Говоря о той самой леди, которая тоже была учеником, Мастер продолжал: "Она всегда была очень любезной по натуре; она соглашалась почти с каждым практически по любому вопросу, просто по доброте своей. Однажды я сказал ей: "Если бы кто-нибудь подошел и сказал вам: “Вчера я видел Йогананду в дым пьяного, который шел покачиваясь вниз по Мейн Стрит”, вы бы с удивлением раскрыли глаза и ответили: "Правда?" Я знаю, что вы не поверили бы этому, но разве вы не понимаете, что должны быть смелой в вашей убежденности? “Стоять” за то, во что вы верите, есть знак преданности".

В другой раз, говоря о необходимости мужества в защите своих убеждений, Мастер сказал: "Мой земной отец из чувства ревностной привязанности ко мне пытался однажды критиковать Мастера (Шри Юктешвара) за что-то тривиальное, что он слышал о нем. Я повернулся к нему лицом к лицу. "Конечно, — крикнул я, — физическое рождение, которое вы дали мне, чего-то стоит, но духовное рождение, которому способствовал мой гуру, бесконечно более ценно! Если я еще раз услышу хоть слово против него, то отрекусь от вас, как от своего отца!" После этого он всегда говорил об Учителе только с уважением.

Ссылаясь на необходимость сонастройки с гуру, Мастер сказал однажды: "Посмотри на Х , а теперь взгляни на Святого Линна. Я просил их обоих приезжать в наши общины при всякой возможности, чтобы поддерживать духовный контакт. Святой Линн использовал для визитов каждую имеющуюся возможность и проводил часы в медитации на лужайке в Инсинитас. Но Х так и не приехал. Он легко мог приехать, если бы хотел. Он думает, что может достичь цели самостоятельно. Он духовно развит, но не продвигается. Он чувствует, что с ним что-то происходит, но не знает, что именно. Видите ли, сонастроенность с гуру должна быть на всех уровнях".
Улыбаясь, Мастер стал рассказывать об одной ученице, чья сонастроенность с ним никогда не была глубокой ни на одном уровне. "Всякий раз, когда я говорил ей что-нибудь, через несколько дней от нее приходило письмо в несколько страниц, в котором объяснялось, как во многом я ее неверно оценивал!"

Были монахи, которые уезжали на уик-энды, а иногда и на более долгое время. Однажды Мастер рассказывал нам забавную историю, которая происходила в те месяцы, когда он был занят диктовкой. Джерри озарила идея залить крышу дома Мастера бетоном. Это была безумная идея, однако Джерри, несмотря на возражения Мастера, уверял, что такая крыша будет вечной. "Тогда я сказал ему, чтобы он немедленно прекратил эту затею, — продолжал Мастер, — но Джерри сказал, что все будет прекрасно, что знает, что он делает. Мастер засмеялся. — Сначала он покрыл крышу толем. Потом поверх его прибил гвоздями сетку для цыплят. К этому времени крыша стала настоящим ситом: сотни гвоздей изрешетили ее. "Торопись", — подгонял я. Однако Джерри не видел причин для спешки.
И вот, разразилась сильнейшая гроза. Тазы и кастрюли спешно подставлялись под струи в каждой комнате. Вода была везде, дом стал подобием душа!
Но оставались две комнаты, в которые не попадала вода: комната, где я диктовал и моя спальня. Крыша над ними была таким же ситом, как над другими комнатами в доме, однако Божественная Мать не хотела прерывать мою работу. Лишь к концу бури одна капля упала в ведро в комнате для диктовки и еще одна — на мой обнаженный живот, когда я отдыхал на кровати. Таким образом, Божественная Мать сыграла со мной такую маленькую шутку!"
Джерри, который присутствовал при этом, сказал: "Простите, Сэр. Я такой упрямый".
"Ну что же. Все в порядке, — утешил его Мастер. — Ко мне тянутся упорные люди!"
"У него большая любовь, — говорил позднее Мастер о Джерри. — Это то, что изменяет людей".

Глядя однажды на Генри, Мастер рассказывал нам: "Генри рыл выгребную яму около дома. Он копал целый день, не прерываясь даже для того, чтобы посмотреть, насколько он продвинулся. К вечеру он с удивлением обнаружил, что выкопал глубокую яму. Так, — продолжал Мастер одобрительно, — и следует идти в поисках Бога — непрерывно копать, копать, копать, не останавливаясь, чтобы посмотреть, как далеко ты продвинулся. Однажды неожиданно он увидит: “Я уже там!”"
Как-то в конце недели для встречи с Мастером без приглашения прибыла вместе с Джеймсом Коллером миссис Хэрриет Грув — руководитель нашего центра в Гардене, штат Калифорния. Не зная, где располагался его приют, она интуитивно нашла его. (Здесь поверни налево, — говорила она Джеймсу, который вел машину. — Там поверни направо. — Потом вдруг: Стоп! Вот здесь. — И оказалось, что она была права.)
"Сейчас после полудня, — сказал ей Мастер, — в это время я обычно выезжаю на прогулку на машине. Но я знал, что вы едете и поэтому остался дома".
"Мастер, — обратился к нему в тот уик-энд Джеймс, — у меня такая тоска по Богу. Почему же он так долго не приходит?"
"Ах! — отвечал Мастер со счастливой улыбкой, — именно поэтому у вас будет куда больше радости, когда Он действительно придет! Таков Его роман с жаждущим Его".

"Сэр, — сказал Деби, сильно желая испытать такое страстное стремление, — дайте мне дар устремленности к Богу".
"Вы говорите, “дайте мне деньги, чтобы я мог купить, что хочу?” А я говорю: "нет, сначала заработайте деньги, а потом я дам их вам, чтобы вы могли купить, что желаете".
Вечерами Мастер совершал медленные прогулки по территории обители. Обычно он просил меня сопровождать его. Во время этих прогулок он так отдалялся от своего телесного сознания, что иногда ему приходилось опираться на мою руку. Тогда он останавливался. Его покачивало из стороны в сторону и казалось, что он вот-вот упадет.
"Я нахожусь в таком множестве тел, — заметил как-то Мастер, медленно обретая свое телесное сознание, — что мне трудно помнить, каким телом мне надлежит управлять".

Бун ненадолго приезжал в Твенти-Найн Палмс. Сопровождая Мастера и меня в нашей вечерней прогулке, он задавал множество вопросов по духовным проблемам.
"Вы не должны говорить со мной, когда я в таком состоянии", — сказал Мастер. Глубочайшая мудрость, которую он заключал в себе, была выше всяких слов; ее следовало испытывать в молчаливом, божественном общении. Но когда он говорил, его слова в те дни были наполнены такой мудростью, которая редко находит выражение в книгах. В такие моменты он обычно напоминал мне: "Записывайте мои слова. Я не часто говорю с этого уровня надличностной мудрости". С этого времени он все более говорил не как смиренный приверженец Бога, но как человек, чье сознание было пропитано полной реализацией: “Ахам Брахм асми” — Я — Дух!”

Однажды вечером Мастер делал энергизирующие упражнения с Буном и со мной у гаража. Бун спросил его об одном святом, который явился ему однажды в Инсинитас. "Кто это был, Мастер?"
"Я не знаю, кого вы имеете в виду", — ответил Мастер.
"Это случилось в саду позади территории, сэр".
"Что ж, их столько приходит сюда, — сказал Мастер. — Я часто вижу их. Некоторые ушли в мир иной; другие еще на этой земле".
"Как удивительно, Сэр", — воскликнул я.
"Там, где Бог, — ответил Мастер, — туда приходят Его святые. Он не говорил минуту или две, пока выполнял несколько упражнений. Потом добавил:
"Вчера я хотел узнать о жизни Шри Рамакришны: я медитировал на кровати и он материализовался прямо рядом со мной. Мы долго сидели рядом, держась за руки".
"Он рассказал вам о своей жизни?" — спросил я.
"Нет, но в обмене вибрациями я получил полную картину его жизни".

.........

В это время Мастер дал мне много личных советов.
"Ваша жизнь будет наполнена активной деятельностью, — сказал он мне однажды вечером, — и медитациями. Ваша работа будет состоять в чтении лекций и в писательстве".
"Но Сэр, — возразил я, — вы сами уже так много написали. Разве есть необходимость в том, чтобы еще писал я?"
"Как вы можете говорить такое? — мой вопрос удивил его. — Еще так много предстоит написать!"
Спустя несколько месяцев, я вновь обратился к нему по этому вопросу. "Мастер, — сказал я, — миссис Нилей предложила мне написать книгу, в которой я объяснил бы, каким образом попал на этот путь — что-то вроде “Семиэтажной Горы” Томаса Мертона. Это может помочь многим людям, говорит она. Вы советуете мне написать такую книгу?"
"Пока нет", — ответил Мастер. Когда мы продолжили обсуждение этой идеи, он намекнул, что хотел бы, чтобы я когда-нибудь написал такую книгу.
"Вам предстоит большая работа, — подчеркнул он, когда мы однажды после полудня совершали короткую прогулку по территории его ретрита. — Вы должны сознавать, как ваши слова и дела воздействуют на других". Он старался побудить меня соединить детскую непосредственность с достоинством человека, погруженного в себя — трудное сочетание, казалось мне в то время. У меня была склонность смело говорить о моих чувствах и представляться человеком с немногими достоинствами — все это во имя смирения. Такое поведение, уверял Мастер, не было ни достойным, ни необходимым для обретения смирения. Чтобы достигнуть совершенства, следует жить с мыслью о совершенстве, признавая, что совершенство — это дар Бога, а не собственное достижение. Мастер старался исправить во мне этот недостаток.
"Сэр, — спросил я его однажды, —не лучше ли будет, чтобы другие монахи тоже называли меня Уолтером?" Они звали меня Доном.
"Они должны называть вас Преподобный Уолтер. В отчаянии (мы, монахи никогда не называли своих священников “Преподобный”), я поспешно пытался изменить тему разговора, однако Мастер настаивал: “Дело не в том, что один ученик лучше другого, однако в армии должны быть и капитаны и солдаты. Вы должны получать уважение со стороны других, соответствующее вашему настоящему положению".
Должен признаться, что такой совет мне нелегко было принять.

Однажды я сидел с Мастером в комнате для диктовки, ожидая, пока он работал над несколькими страницами рукописи “Гиты”. Когда он писал, его ум был полностью сосредоточен на решении данной задачи. Я смотрел на него с благодарностью и думал, как прекрасно, что я был его учеником. Когда он закончил работу, он попросил меня помочь ему встать. Поднимаясь, он на мгновение задержал мои руки и с радостью посмотрел мне в глаза.
"Просто выпуклость на поверхности океана!" — сказал он тихо.
В своих комментариях к “Гите” он сравнивал Бога с океаном, а отдельные души с его бесчисленными волнами. "Бог — это Единственная Реальность, проявляющая себя через все живое", — говорил он. Из его доброго замечания я мог понять, что он желал, чтобы моя любовь охватила весь Океан Духа, крошечным отражением которого было его тело.

Парамаханса Йогананда также говорил, что слово гита означает «песнь», а Бхагавадгита — «Песнь Духа». Многие духовные комментаторы отмечают, что слоги ги-та при перестановке дают та-ги, слово, звучащее как тьяги («отрешенный»). Гита говорит, в основном, об отказе души от реинкарнационных странствий, о преодолении материальных желаний и возвращении в благословенный дом Духа.

Предыдущая глава     Следующая глава

Переход к оглавлению