О божественной любви, любви гуру и непривязанности
За несколько мгновений до этого снимка Мастера спросили, можно ли его сфотографировать. Он ответил: "Подождите немного, дайте мне войти в самадхи". Спустя две или три секунды он сказал: "Я готов". Настолько совершенно он владел своим сознанием!
Из главы 36 книги "Путь" Свами Криянанды
"Божественная Мать однажды сказала мне: "Тем, кому я дарю слишком много, Я не
дарю Себя".
Мастер объяснял нам различие между радостным приятием божественных благ,
дарованных Богом в знак Его любви и стремлением к собственно благам.
"Ищите Бога ради Его Самого, — говорил он нам, — а не ради надежды на
какой-нибудь дар от Него". Парамханса Йогананда учил нас, что истинным тестом
духовности является индифферентность ко всему, кроме Любви Бога. Для искреннего
верующего, говорил он, если Бог даёт меньше подарков, это означает только одно:
проявление Его любви.
Трогательный эпизод, иллюстрирующий это учение, произошел через два или три года
после моего присоединения к этой работе. Мастер в поездках между Лос-Анджелесом
и Инсинитасом иногда останавливался в городе Лагуна Бич, в маленьком шотландском
магазине чая, где был особый ассортимент печенья. Однажды, приехав за этим
деликатесом, он послал в магазин Вирджинию Райт (Ананда Мату). Она вернулась и
сообщила, что последняя пачка печенья уже продана.
Удивившись, Мастер помолился: "Божественная Матерь, как это вышло?" Не то, чтобы
он был огорчен. Скорее, он привык получать божественное руководство даже в малых
делах его жизни; он хотел знать, не является ли этот неожиданный отказ неким
уроком свыше. Вдруг он увидел луч света в направлении этого магазина. Через
несколько мгновений открылась дверь и вышла его владелица: "Подождите!
Подождите!" — воскликнула она. Спеша к автомашине с маленькой пачкой, она
сказала: "Я берегла этот заказ для местного покупателя. Но я хочу, чтобы вы
взяли его. Для него я могу испечь еще".
На самом деле у Мастера не было такого уж сильного желания купить печенье, но
его глубоко тронуло в этом эпизоде то, что этот случай послужил примером
божественной любви. Чем незначительней просьба, на которую откликается Бог, тем
весомее, в определённом смысле, доказательство Его любви. Вмешательство Бога при
серьезной необходимости можно объяснить другими мотивами — например, помочь
завершению важной работы. Но каков мотив вмешательства в тривиальные дела, кроме
одной любви?
Для Мастера все дары, за исключением самой божественной любви, относились к общему разряду под названием "меньшие дары". Превратить религию в процедуру "проявления" бесконечного ряда мирских товаров, считал он, значит предложить религию материализма. И хотя он говорил, что мы имеем право, как дети Беспредельного, на бесконечное изобилие Бога, Мастер напоминал нам, что это право по рождению может быть полностью востребовано только в космическом сознании.
Истинный верующий предпочитает вместо этого "проявлять" скромную жизнь и обычно довольствуется вещами, необходимыми для поддержания его духовного поиска. Если Бог дает ему больше этого, он использует избыток для благосостояния других. И все, чем он владеет, считает собственностью Бога, чтобы с радостью возвратить все это Владельцу при первом же напоминании.
Даже для мирских людей простая жизнь является важным ключом к счастью. Через дорогу от места уединения Мастера в Твенти-Найн Палмс, в одиночестве жил человек, обитавший в маленькой однокомнатной хижине. У него не было сада, в доме почти не было современных удобств, однако он весь светился счастьем. Он не был обременен долгами, не занимался бесполезными домашними делами, чтобы транжирить бесценные часы свободы. Вновь и вновь проигрывал он запись популярной песни, выражавшей его полнейшую удовлетворенность жизнью: "У меня есть домик в Твенти-Найн Палмс".
Мастер, глядя однажды на жилище этого человека, заметил: "Он словно король в своем дворце! Такова радость простой жизни!"
Мастер обычно говорил: "Когда я вижу, что кто-то больше нуждается в какой-то из моих вещей, чем я, я отдаю ее".
"Несколько лет назад, — рассказывал он нам, — у меня был чудесный музыкальный инструмент, эсрадж из Индии. Я любил играть на нем духовную музыку. Однажды этот инструмент понравился посетителю, и я без колебаний отдал его ему. Спустя несколько лет кто-то спросил меня: "Разве вам не было хотя бы немного жаль?" "Ни на минуту, — ответил я. Разделяя радость других, только увеличиваешь собственную радость".
Мастер имел при себе лишь столько денег, сколько было необходимо для его поездок в различные ашрамы. Но даже эти деньги он раздавал. Его желание делиться с другими было столь сильно, что порой он раздавал больше, чем имел. Я помню, как он попросил у меня взаймы пять долларов, чтобы отдать их кому-то. В поездках он тоже предпочитал простой образ жизни. Обычно он брал с собой для питания немного орехов, фиников и изюма в чистой пластиковой коробке. Обычно он ел в машине, чтобы избегать "разнородных вибраций" ресторанов.
Он находил удовольствие в приготовлении пищи для других и был отличным поваром. "Это вид служения", — говорил он мне просто. Однажды, после приготовления для нас особенно вкусного блюда, он объяснил: "Я всегда знаю, сколько специй следует добавить. Я могу ощущать вкус пищи духовным оком. Я никогда не пробую еду на язык". Несравненным ингредиентом его блюд было, разумеется, его благословение. После такой еды мы всегда чувствовали духовный подъем. Хотя порой он кормил нас роскошно, сам обычно ел мало.
Он проявлял такое же безразличие ко всем внешним удовольствиям. Это не было апатией; восхищение жизнью было характерной чертой его личности. Но было очевидно, что он получал удовольствие от вещей лишь постольку, поскольку они демонстрировали различные проявления его единственного, бесконечного Возлюбленного. Часто, когда он выражал радость, я замечал в спокойной глубине его глаз совершенную отрешенность.
Однажды я испытал его непривязанность в деле, которое мне казалось исключительно
важным. Это было летом 1950 года. Месяц за месяцем я с нетерпением ждал нашего
путешествия в Индию. Мастер ранее говорил мне, что мы отправимся туда лишь после
того, как Бог явно благословит его на эту поездку, но я слышал в
его заявлении лишь слово "когда", но не "если". Наконец, в июле, он
объявил, что по воле Бога нам не следует предпринимать это путешествие в этом
году.
"Поедем ли мы в другое время Мастер?" — спросил я.
"То в руках Божьих, — ответил он бесстрастно. — У меня нет назойливого
любопытства в таких делах. Я исполняю то, что Он хочет".
Нет назойливого любопытства в отношении поездки в Индию? Мысленно я затянул пояс
ожиданий, стараясь убедить себя, что это безразлично и для меня. Но боюсь, мне
это едва ли удавалось.
Двадцатого августа того года Мастер в торжественной обстановке освятил ашрам у Святого Озера. В волнующей публичной церемонии приняло участие около полутора тысяч человек. Почетными гостями были вице-губернатор Калифорнии Гудвин Дж. Найт и его супруга. Присутствовало множество гражданских сановников и других персон, известных в мире. На меня произвело огромное впечатление то, с какой непосредственностью, уважением и полной внутренней свободой Мастер мог общаться с самыми разными людьми, блистательными и скромными, знаменитыми и неприметными, уделяя каждому полное и преданное внимание, и никогда не старался соответствовать ожиданиям других или вести себя определённым образом. Он был просто таким, каким был всегда: божественным отражением каждого, кого встречал, полностью лишенным каких-либо собственных "комплексов".
После открытия, Мастер иногда организовывал вечерние концерты в храме под открытым небом у озера. Собирались большие толпы, привлеченные выступлениями известных артистов и великолепной естественной сценой под звездным небом. Для Мастера эти концерты были средством служения другим, поскольку божественное вдохновение часто приходит к человеку через музыку. Но прежде всего он расценивал эти концерты, как средство привлечения людей на духовную стезю, ибо пока вдохновение не будет исходить из реального общения с Богом, оно всегда будет оставаться, как он нам напоминал, поверхностным и мимолетным.
Однажды вечером, после концерта, он сидел, дружески беседуя с группой учеников.
Размышляя о толпах посетителей, которые, приходили на концерты только ради
временного духовного подъема, он заметил: "Посторонние приходят и видят внешнюю
сторону нашей жизни. Они не понимают, что это место может дать им, и уходят. Но
те, кто с нами, видят суть. Они никогда не уйдут".
Я знал, что он имел ввиду не только случайную публику, но и учеников; не все они
были достаточно проницательными, чтобы осознать те бесценные дары, которыми он
наделял их.
Спустя некоторое время после открытия Озёрного Святилища, Чак Джэкот, тамошний
монах, пытался починить насос, качавший воду на небольшой холм, на вершине
которого возвышалось изваяние Иисуса Христа, благословляющего ашрам. У подножия
статуи вода ниспадала живописным каскадом. Чак, профессиональный водопроводчик,
не мог наладить насос.
Наконец, он нашёл духовное решение; по крайней мере, он надеялся, что это было
решение. Вспомнив цитату из "Автобиографии Йога": "Когда кто-нибудь произнесет с
благоговением имя Бабаджи, на верующего сразу же снизойдет духовное
благословение", Чак опустился на землю и мысленно воззвал к великому Мастеру. К
его великому изумлению, в видении перед ним предстал Бабаджи , благословил его и
дал бесценный духовный совет. Когда Чак пришел в себя, то обнаружил, что насос
плавно работал и вновь стала подаваться вода. "По закону логики насос просто не
мог работать, — говорил он нам. — Он даже не был залит перед запуском".
"Я просил Бабаджи дать Чаку этот опыт", — сказал позднее нам Мастер.
Многие действовали в соответствии со словами в "Автобиографии Йога" и получали необычайные благословения.
Педро Гонсалес Милан, который позднее стал лидером нашего центра в Мериде,
Мехико, рассказывал мне, как он впервые читал "Автобиографию Йога". Дойдя до той
цитаты, он отложил книгу и ушел в себя. "Если эти слова справедливы — думал он,
— я должен убедиться в этом! Бабаджи, услышь крик моего сердца, приди ко мне!"
"Мгновенно, — говорил он мне, — комната наполнилась чудесным светом. А мое
сердце наполнилось радостью".
Я тоже испытал благословения Бабаджи, когда обратил молитву к нему. В 1960 году,
во время моего второго приезда в Индию, я хотел найти место для уединения перед
возвращением в Калькутту, чтобы возобновить там работу в нашем обществе. Но я не
знал, куда направиться. Мое затруднение отчасти состояло в том, что меня, как
Свами с Запада, индийцы воспринимали как диковину. Жители деревень в особенности
собирались толпами близ моего жилища, часами ожидая моего появления. В то время
я остановился в гостинице, в Мадрасе, после прибытия в Индию из Цейлона. Однажды
утром я молился Бабаджи: "Пожалуйста, помоги мне найти тихое, уединенное место".
Вскоре после этого я сидел за завтраком в столовой гостиницы, когда человек за
соседним столом, обратившись ко мне без всяких условностей, сообщил: "Мой дом
расположен в уединенной части Кодайканала. Для меня было бы честью предложить
вам его для медитации. Несколько недель я буду в отъезде, так что никто не будет
вас беспокоить. Кодайканал находится в горах, его прохладный климат будет
благоприятен для вас. Люди с Запада часто едут туда, чтобы избежать жара
равнин".
Я воспользовался его предложением. Место оказалось идеальным во всех отношениях.
...................
За месяцы руководства нашими работами по строительству Индийского Центра, Энди
Андерсен, наш прораб, глубоко полюбил Мастера. Мастер был тронут его
преданностью и простым добрым характером. С приближением Рождества 1950 года,
Энди был озабочен покупкой подходящего подарка своему Гуру. Во время ленча он
специально съездил в Маунт Вашингтон, с волнением поднялся на третий этаж,
положил подарок к двери Мастера и убежал.
"Ох, — воскликнул он, вернувшись в Индийский Центр, — ну и глуп же я! Я забыл
написать свое имя на пакете. Мастер так и не узнает, от кого этот подарок!"
Тут же раздался телефонный звонок. Это был Мастер, который просил позвать Энди;
через несколько минут он вернулся с улыбкой до ушей.
"Мастер просто хотел поблагодарить меня за подарок!"
Энди, как многие строители, очень любил пиво. Иногда он приходил на работу
слегка "под шафе". Однажды Мастер просил его сделать бетонированный подъезд к
Маунт Вашингтон.
"Сюда подъезжают тяжело груженые грузовики с бумагой для типографии, — объяснил
Мастер. — Какой толщины должен быть бетон, чтобы выдержать такой вес?"
После нескольких минут размышлений, Энди ответил: "Четыре дюйма будет вполне
достаточно, Мастер".
"Делайте шесть дюймов," — сказал Мастер с доброй улыбкой.
Энди готов был возразить, но увидел улыбку Мастера. "Хорошо, сэр", — сглотнул
он, подавляя свою профессиональную гордость.
Меня в то время удивило, почему Мастер потребовал увеличить толщину бетона на
два дюйма с такой приятной улыбкой. Позднее я понял. Когда пришел день заливки
бетона, по глазам Энди было видно, что он пьян до бесчувствия. Не сознавая
полностью, что делал, он лил слишком много воды на новую дорогу, разбавляя
бетон, и без этих двух дополнительных дюймов бетон должен был растрескаться. Из
доброго уважения к Энди Мастер не разрешил кому-либо заменить его. Но, предвидя
ситуацию, он и потребовал добавить два дюйма бетона. Его улыбка объяснялась
сочувствием к Энди.
Индийский Центр был официально открыт для публики 8 апреля 1951 года. Пресса назвала его "Первым культурным центром такого рода в Америке". Большой зал на первом этаже был освящен как "место встреч людей доброй воли всех наций". На верхнем этаже, в ресторане для публики, подавали восхитительные вегетарианские блюда, рецепты которых разработал сам Мастер. Спустя годы, зал встреч и ресторан приобрели широкую популярность.
Индийский Центр , и Озёрное святилище были, в определённом смысле, внешними дарами Мастера миру. Но был и другой дар, бесконечно более ценный для нас, его учеников, которого он удостоил нас в последние два года своей жизни.
Великие учителя обладают силой принимать карму других, как сильный человек может
принимать на себя удары, предназначенные более слабому. Они могут выдерживать
значительное число таких кармических "ударов", не испытывая заметных болезненных
последствий. Однако иногда, особенно к концу жизни, чтобы содействовать ученикам
в годы духовного совершенствования без физического присутствия Гуру, они
принимают огромное количество кармы. В такие времена их собственные тела могут
временно испытывать страдания.
Именно таким даром Мастер теперь награждал нас. У него начали болеть ноги. По
этой причине он какое-то время не мог ходить. Прежде всего это была "астральная
болезнь", объяснил он. Он говорил о множестве ужасных демонических существ,
которые вызывали разрушения в его теле, особенно в его тонком теле, хотя и
физическое принимало на себя долю страданий.
"В самый трудный период я обращал мои мысли к телу, — говорил он нам, — потому
что хотел ощущать боль так же, как чувствуют её другие".
Дайя Мата, испытывая к нему глубокую симпатию, воскликнула однажды: "Почему
Божественная Мать так обходится с вами?"
"Не смейте критиковать Божественную Мать!" — говорил ей Мастер. Личных симпатий
и антипатий не было в его природе. Его единственным желанием было делать то, что
хотел Бог.
Даже в самом разгаре его болезни, он все же мог ходить, когда требовалось. Иногда он делал это с Божьей помощью. В августе 1951 года ему предстояло выступить перед большим собранием на теннисных кортах в Маунт Вашингтоне. Не желая обнаруживать перед собравшимися свое тяжелое состояние, которое он рассматривал как священную жертву своим ученикам ради их духовного совершенствования, он решил пройти пешком, когда подойдет время. Автомашина подвезла его к краю кортов. Открылась дверь машины. Мастер руками приподнял ноги и поставил их на землю. "Тут же сверкающий свет возник вокруг моего тела, — рассказывал он позднее. — Я мог легко идти пешком". Мы видели, как он поднимался на помост для лектора, стоял все время в течение продолжительной лекции и вернулся без посторонней помощи к машине. "Уже в машине, — говорил он нам, — мои ноги вновь стали беспомощными".
"Несите мое тело, — смеясь говорил он нам однажды, когда мы несли его вверх по
лестнице, — а я понесу ваши души".
В другой раз он заметил, улыбаясь: "Это тело еще не все. Некоторые люди, имея
ноги, совершенно не умеют ходить!"
Постепенно его состояние улучшалось. Однажды, после полудня, я помогал ему сесть
в его автомашину. "Вам становится лучше, сэр", — воскликнул я радостно.
"Кому становится лучше?" — тон голоса Мастера был бесстрастным.
"Я имел в виду ваше тело, сэр".
"Какая разница? Волна, выплескивающаяся из чрева океана, все равно остается его
частью. Это тело Бога. Если Он хочет, чтобы телу было комфортно — прекрасно.
Если Он хочет, чтобы тело страдало, великолепно. Лучше оставаться
беспристрастным. Если у вас есть здоровье и вы дорожите им, вы всегда будете
бояться потерять его. А если вы бережете хорошее здоровье и начинаете болеть, то
всегда будете сожалеть о том, что вы утратили.
Величайшей бедой человека является эгоизм, сознание обособленности. Он
воспринимает все, что с ним происходит, как воздействующее на него лично.
Почему? Это не ваше тело. Вы это Он! Все есть Дух."
По мере того, как состояние Мастера улучшалось, он стал снова проводить больше
времени с монахами. Однажды он беседовал с нами на передней веранде в Маунт
Вашингтоне, когда ученица, мисс Луиза Карпентер, проходила мимо. В одной руке
она держала бумажный пакет, в котором была какая-то покупка. Увидев Мастера и не
желая мешать беседе, она молча поклонилась ему и прошла к двери. Мастер
остановил ее.
"Что у вас в этом пакете?"
"Немного фиников для вас, Мастер. Я хотела положить их у вашей двери".
"Очень благодарен вам. Я был бы рад получить их здесь".
Приняв фрукты, Мастер разделил их между нами. "Мне хотелось одарить вас всех
чем-нибудь, — воскликнул он. — Как только я увидел ее с пакетом, я уже знал, что
мое желание исполнено".
Как-то в теплый осенний вечер, он сидел в машине, беседуя с нами перед
прогулочной поездкой. Он объяснял нам какую-то философскую идею когда, прервав
объяснения, он спросил: "Не кажется ли вам, что сегодня довольно жарко?"
Мы замялись, зная что он намеревался дать нам денег на мороженое. Он выжидающе
смотрел на нас. Наконец, я сказал, улыбаясь: "Да, было жарко, сэр, но теперь
стало прохладнее".
"Очень плохо! — Мастер весело засмеялся. — Вы сами себя лишили чего-то
освежающего!" Он вернулся к своим рассуждениям. Прошло несколько минут и он
вновь спросил:
"Вы уверены, что вечер не жаркий?"
"Что ж, — отвечали мы со смехом, — да, если вы говорите так, сэр".
Тогда он решительно заключил: "Я не могу беречь деньги и не буду! Вот, возьмите
эти доллары на мороженое. Я люблю деньги лишь для того, чтобы раздавать их".
У меня до сих пор есть три доллара, которые он дал нам как-то вечером на
мороженое. Я потратил собственные деньги и хранил те, к которым прикасался он.
Однажды вечером он коротко говорил о своей недавней болезни. На наше выражение глубоко сочувствия он сказал равнодушно: "Это ничто! Когда обед мудрости поглощен с блюда жизни, не имеет значения, сохраните ли вы это блюдо или разобьете и выбросите прочь".
В другой раз он заметил: "Я настолько забываю о себе в эти дни, что теперь должен спрашивать других, ел ли я!"
"Человек был помещен на эту землю, чтобы искать Бога, — напомнил он нам однажды
вечером. — Это единственное оправдание его существования. Друзья, работа,
материальные интересы, все это само по себе не имеет значения".
"Сэр, — спросил один из монахов, — правильно ли просить у Бога материальные
вещи?"
"Правильно, если вы нуждаетесь в них, — ответил Мастер. — Однако вы всегда
должны говорить: "Дай мне то или это, если Ты одобряешь это". Многие вещи,
которые люди хотят иметь, оказываются вредными для них. Оставьте Богу решать,
что вам нужно иметь".
По поводу молитв он говорил нам: "Бог отвечает на все молитвы, но на суетные молитвы отвечает лишь отчасти. Если вы стараетесь отдать что-нибудь из того, что не принадлежит вам, ваша "щедрость" не будет впечатляющей, не так ли? Поэтому, когда вы пытаетесь отдать свой разум Богу, вы сначала должны иметь его. Отдавайте Ему все ваше внимание, когда молитесь, и вы убедитесь, что когда молитесь так, Он ответит вам чудесным образом".
Независимо от того, о чем говорил Мастер – о каких-либо аспектах духовного пути, или делал обычное поручение – если его "слушали" с внимательностью, то всегда чувствовали тонкую энергию, исходящую от него. Если эта энергия проникает внутрь, то ощущаешь, что на тебя сходит благословение величайшей радости и свободы. В обществе Мастера и спустя годы, в Индии, в ашрамах святых, я наблюдал учеников, которые были так зачарованы жестами, словами и выражением лица гуру, что забывали о необходимости общения с его магнетическим влиянием внутри себя, в позвоночнике.
Мастер относился к своему собственному я совершенно надличностно, как к
необходимому аспекту функционирования в этом физическом мире.
"Прежде чем обрести физическое тело, — говорил он мне однажды, — я вижу
индивидуальность, которую должен принять и чувствую себя несколько неловко с
ней. Это подобно облачению в теплое пальто в жаркий день. Я скоро привыкаю к
ней, но внутри себя никогда не забываю, что эта индивидуальность — не мое
истинное Я".
В то же время Мастер никогда не одобрял безответственного отрицания земных реальностей. "Вы должны сочетать идеализм с практичностью", однажды сказал он мне. В мирских делах он был совершенно практичен. Он говорил нам, что важно встречать всякую реальность на её собственном уровне. Он мог объяснять нам какой-то тонкий аспект медитации и тут же перейти к теме о необходимости содержать в чистоте наши комнаты. ("Выносите весь мусор вон, как только закончите какое-то дело".)
Когда он приглашал гостей на обед, то часто просил меня обслуживать их. После
обеда я должен был демонстрировать перед ними позы йогов и оставаться в комнате,
пока он беседовал. Когда позволяли обстоятельства, я записывал его замечания, а
когда мне было трудно поспевать за ним, он замечал это и начинал говорить
медленнее. Иногда, после ухода гостей, он задерживал меня, чтобы обсудить мою
работу, если она была связана с публичными выступлениями, или указать на ошибки,
которые я допускал в частном разговоре в церкви или на лекции. Однажды я выразил
крайнее удивление, убедившись в его полной осведомленности о моих словах и
делах, когда он физически отсутствовал.
"Я знаю каждую мысль, которая возникает в вашем уме, — заверил он меня
совершенно спокойно".
.....................
В дополнение к лекциям в церквях и руководства монахами, я писал письма для
Мастера.
"Сэр, — сказал я однажды, — какие письма мы получаем из Германии! Такая
искренность и преданность! Письмо за письмом содержат просьбы об инициации в
крию".
"Они так страдали, — ответил Мастер со спокойной симпатией, — в этом вся
причина. Все эти войны и переживания! Крия — вот, что им требуется, а не атомные
бомбы".
"Как хорошо было бы послать туда Генри с его знанием немецкого".
"Хорошо, может быть, я пошлю вас туда когда-нибудь".
Вспомнив о его намерении послать меня в Индию, я ответил: "Я думал, что у вас
были другие планы относительно меня, сэр. Но я поеду, куда бы вы меня не
направили. Я знаком с Европой".
"Там предстоит большая работа".
"Эта работа связана с новой религией?" — спросил я однажды.
"Это новое выражение религии", — поправил он меня.
Истина одна: "Санатан Дхарма" — под этим словосочетанием в Индии известна —
"Вечная Религия". Великие мировые религии являются ветвями одного дерева.
Сектантство разделяет. "Один Океан порождает все волны, — сказал мне однажды Мастер, когда я спросил о его роли в эволюции религии на этой планете. — Вы должны видеть Океан, а не малые волны на его груди".