Место моей мечты

Свами Криянанда

Мне представляется, что каждый мечтал об укромном уголке, где бы он мог скрываться время от времени, куда бы сбегал от внешнего давления, которое он чувствует в этом маленьком вихре энергии, радостно называемым своим «миром». Такие мечты могут быть о каком-нибудь удалённом тропическом острове, или идиллическом, окруженном стенами садике где-нибудь неподалёку от дома: в любом случае это должно быть местом исцеления — открытым для близких друзей, но защищенным от вторжения нежелательных новостей и бесчувственных посторонних.

Для некоторых мечта является исключительно бегством в мир иллюзий, и как таковая она, конечно, никогда не может быть реализована. Единственно постоянным, обычно неосознанным фактором, которым является такая мечта — это желание избежать такой навязчивой компании, как компания самого себя

Для других, более актуальны мечты о месте отдыха — какой-нибудь песочной гавани, возможно с изогнутыми кокосовыми пальмами и медленно дышащей, лазурной глубиной; длинными пустыми пляжами с серебристым прибоем и убаюкивающим шепотом волн, ударяющихся о берег. Такие люди скорее мечтают о передышке, нежели об исцелении.

Но есть третий, гораздо более серьёзный класс мечтателей — те, чьи мечты идут дальше побега или временного отдыха; те, кто нуждаются во внутренней чистоте, силе и руководстве. Такой искатель может долго пытаться осознать в глубине себя, что жизнь пыталась сказать ему, но оказывается слишком погруженным в беспокойства каждодневной беготни и не имеет возможности сделать паузу, внимательно прислушаться к посланию.

К этой третий категории я и принадлежу. Годами я мечтал о месте, куда бы я мог по желанию отправиться отдыхать, не для «отстранения от всего окружающего», но чтобы найти то, что сделало бы «всё это окружающее» стоящим.

В отличие от сотен других мечтателей, мне повезло: я реализовал свою мечту.

На самом деле, я реализовал больше того о чём мечтал. Поначалу всё, о чём я мечтал — это тихое место для медитации и самонаблюдения. Практически любой участок земли удалённый и недорогой подходил мне. Жизнь тогда поступала со мной несколько жёстко, и я нуждался в чистоте восприятия, чтобы снова стать способным доверять проведению. Но однажды найдя место и удалённое и недорогое, я заметил, что ко мне приходят новые мысли: «Почему бы не выразить физически в доме, который я построю здесь, внутреннюю чистоту, которую я надеюсь достичь?»

Что определённо я искал? Чистота, это да. Но как выразить эту концепцию во что-то видимое и конкретное. Что приходит в мой ум и встаёт перед моими глазами, когда я думаю о чистоте?

Хорошо, первое — это гармония. Ещё, внутренний свет. А так же пространство, расширение — расширяющееся над всем сознание.

Гармония…Свет…Пространство: из этих трёх идеальных образов медленно развернулся план, который со временем стал реальным местом на земле

Сначала появилась земля. То, как это случилось, даже сейчас кажется чем-то чудесным. В середине 1960-х, я жил в квартире с одной кроватью в Сан-Франциско. Мой доход, от самостоятельного преподавания, периодических концертов, и ещё более редко случающихся показов слайд шоу от моих путешествий по миру, составлял сумму приблизительно 300 долларов в месяц: достаточно, хоть и с трудом, для проживания, но не достаточно для естественного развития грандиозных планов о реальном участке.

Фактически, я вскоре потерял надежду найти землю в пределах моих возможностей где-нибудь недалеко от побережья. Это чудо, что я хотя бы рассматривал такие варианты. Но я был — к счастью, как оказалось — несколько наивен в отношении этого вопроса, и не имел представления какова реальная стоимость земли. Всё что я знал — это то, что как мне казалось, человек предназначен для жизни ближе к природе, и ему не стоит оставаться в тесноте бесконечных кроличьих нор бетонных зданий и шумных улиц, что он не должен быть окруженным толпой людей, чья бесконечная озабоченность связана с понятиями «я» и «моё».

В конце концов, моя наивность помогла мне, потому что она сохраняла мои ожидания о невозможном, тогда как здравые рассуждения навязали бы необходимость компромисса.

Здравый рассудок, если о нём говорить, советовал мне быть удовлетворённым ящиком цветов на моём окне, и несколькими растениями в моей гостиной, а так же редкими прогулками по парку Золотые Врата. Но мне не хотелось такого компромисса. Внутренней чистоте, которую я искал, был непонятен окружающий туман. Фактически моя квартира находилась в Ричмонде — районе Сан-Франциско, и сильный туман стоял там довольно часто.

Я немного задумывался, над идеей насколько велико влияние мыслей на людей, особенно мыслей большого числа людей. Я стал больше думать об этом влиянии в стеснённых обстоятельствах моей квартиры, когда поздно вечером становилось темно.

Мне повезло с тем, что в квартире было исключительно тихо. Не было большой разницы в уровне шума между часом пик и тремя часами утра. Однако сильно проявлялся контраст спокойствия. Во время часа пик напряжение, казалось, практически растягивает воздух — это, как я полагаю, следствие взволнованных мыслей людей, активно собирающихся на работу в офис или возвращающихся домой во время обеда.

С другой стороны, в три часа утра, глубокое спокойствие пропитывало всю атмосферу. Это не было простым отсутствием звуков. Это было следствием того, что все люди спали. Весь город отдыхал.

Принимаете ли вы или нет реальность прямого влияния мыслей, но косвенно это влияние так и так проявляется. Тревожные мысли порождают обеспокоенные лица, нервные движения и негармоничное поведение. Это в свою очередь передаёт чувство волнения другим. И так напряжение распространяется.

Махатма Ганди был прав: современные города — это бедствие. Даже животные проявляют признаки нервозности, когда вынуждены жить в тесноте рядом друг с другом. Столпотворения и страх присущи городской жизни.

Большинство людей уверены, что нашли путь в какой-то степени защитить себя. Однако, плата за то, чтобы не быть затронутыми бедствиями, забирает слишком много их энергии, благодаря которой они могли бы выиграть множество сражений, тогда как достигли успеха только в отстранении себя от самой явной грубости. Доброта к незнакомцам, рассматривается практически как героическое поведение, вместо того, чтобы быть нормой любого человека по отношению к себе подобным.

Опасаясь того, как другие будут реагировать на нас, мы воздвигаем стены, чтобы защитить наши эго от любого возможного проявления пренебрежения.

Я помню, несколько лет назад, рядом с Нью-Йорком, меня попросили спеть несколько моих песен для гостей во время барбекю, проходившем на открытом воздухе. После первой песни, я встревожено заметил, что все смотрят, либо на землю, либо на деревья, или на еду так, как если бы все были утомлены. Не желая надоедать пригласившим меня, или навязывать себя нерасположенной ко мне аудитории, я из компромисса спел ещё пару песен, и затем переместился за общий стол.
На следующий день, мы вышли прогуляться с одним из гостей. Осторожно я спросил его: «Что вы думаете о моих песнях?»
«Они были хорошими» — небрежно ответил он.
Я уже был готов к такому ответу ещё до того, как задал вопрос. Но затем он удивил меня, добавив: «Вообще-то, у меня есть кассеты с вашими песнями и я слушаю их каждый день, когда еду на работу». Оказалось, что все гости на том вечере хотели слушать песни, и были разочарованы тем, что я спел только три из них. Почему тогда оказалось невозможным просто сказать: «Мы любим их» или: «Может, ты споёшь для нас больше?»

И почему повсеместно встречается неспособность современной жизни улыбаться без подтекста защитной насмешки? Почему присутствует страх выражать счастье, чтобы кто-нибудь не высмеял нас за несоответствие современным нормам поведения. Почему происходит постоянное оценивание каждого наихудшего варианта развития событий?

Ещё будучи мальчиком, я ехал на велосипеде вдоль линии машин. Неожиданно, прямо передо мной, дверь открылась и я упал. Одновременно, водитель в проезжающей мимо машине нажал на свои тормоза — как раз во время, чтобы не наехать на меня. Его правое колесо, фактически слегка коснулось меня, я какое время лежал неподвижно, пытаясь собраться с мыслями прежде чем подняться на ноги. Мгновенно, оба человека выпрыгнули из своих машин и поспешили ко мне. Первое что они одновременно сказали, было не: « Ты ушибся?», но «Это не моя вина!».
Полагаю, что это нормальная реакция, выработанная в условиях искаженных норм городской жизни. Но также это серьёзная причина оставить подобные нормы.

Бала середина 60-х. Я находился в Сан-Франциско. Я не был затронут идеологией хиппи, или движением превозносившим возвращение обратно к жизни на земле, имевшим серьёзное влияния на молодежь. Хотя жить за городом — было тем, что я хотел всю мою жизнь. Однако, существование этого движения помогло мне приблизиться к осуществлению моих собственных мечтаний. Это касается людей из разных слоёв — уже без сомнения находящихся под влиянием массового сознания — они почувствовали мой энтузиазм и помогали мне пройти через болезненные этапы превращения мечты в реальность.

Они помогали, внося энергию. Помогали деньгами. Мне хотелось найти место, которое можно было бы разделить с другими. То, что я искал, не было эгоистичным, личным побегом в райский Эдем. Я намеривался найти способ показать каждому, как можно жить счастливее.

Земля, которую я в конечном счёте нашел находилась в Калифорнии в предгорьях Сьера Невады, очень близко от города Невада и Grass Valley — известных шахт по добыче золота.

Я слышал, что в тех местах, где в земле находится золото, вибрации земли выше. И действительно, область где я живу, передаёт чувство высокой энергии, превосходящее всё, что я чувствовал во многих других городах на земле.

С другой стороны, предгорья Сьера Невады — очень удобные горы. Здесь можно жить без того, чтобы чувствовать себя пораженным магическим окружением, например как это происходит в Гималаях.

Здесь я нашёл землю. Я обязался купить её, без какого либо ясного представления о том, какие трудности мне предстоит тут встретить. Но я знал, что должен приехать сюда. Я понял это, почувствовав, что оказался дома.

Общины как и зачем они основываются

Города Света - о городах  будущего