Отречение ради вечного счастья

Парамаханса Йогананда

Индийские священные писания описывают тело как продукт Природы, которому присущи шесть обусловленных иллюзией превращений: оно рождается, существует, развивается, изменяется, стареет и разрушается. Тем не менее, люди ждут от бренного тела вечного счастья. Эго, которому известны только материальные наслаждения, не хочет и не может представить себе более высокое состояние блаженства. В человеческом воображении даже небеса часто предстают местом, полным земных удовольствий и замечательных вещей, на которые приятно смотреть, которые приятно трогать и обонять, которые издают приятные звуки и чей вкус тоже приятен.

Если приверженец йоги все еще связан привычкой к мирским удовольствиям, он подсознательно держится за представление о Боговедении как о вечном ублажении своих чувств в царстве Бога. Когда в свете интуитивного пробуждения он обнаруживает, что силы души готовы уничтожить его материальные желания, тогда зависящая от чувств логика рассуждений уводит его в неверном направлении. Ему кажется, что если для завоевания духовной власти он уничтожит в империи тела эго и все его грубые удовольствия, желания и привычки, то без этих каналов наслаждения победа будет бессмысленной. Он думает: «Если я устраню все желания (все силы царя Материальное Желание), то у меня не останется ни амбиций, ни интереса, ни энергии для наслаждения новообретенным царством души».

В этом подавленном состоянии колеблющегося ума приверженец йоги вдруг принимает отрицательное решение. «Не вижу никакого проку в разрушении телесного комфорта, — думает он. — Мне не хочется пустой ментальной победы. Я не хочу царства Космического Сознания. Не надо мне даже мирских радостей!»

Так искатель духовности выходит из мучительного состояния замешательства в определенность отрицания. Он говорит себе: «Да ну их, это духовное и материальное счастье! Ничего не хочу! Я откажусь от Космического Сознания, если ради него надо уничтожить дорогие мне материалистичные привычки, с которыми я так долго сосуществовал в уютном доме моей жизни». Это одна из любимых человеческих уловок, которой овладевают еще в раннем детстве: «Если чтобы заслужить мороженое надо съесть морковку, я не хочу ни того, ни другого!»

Ожидается, что такое заявление будет встречено аплодисментами как большая жертва, достойная, как минимум, сочувствия (а лучше — приемлемого компромисса). Однако разумные родители не пойдут на поводу у упрямого ребенка; показной «героизм» негативного отречения не нарушит спокойного равновесия мудрого космического закона.

Состояние негативного отречения может возникать не только во время медитации, но и после нее. Тот, кто некоторое время упорядочено прилагал духовные усилия (практиковал самоотречение и регулярно медитировал), может потерять свою удовлетворенность, если после спокойной медитации память о мирских удовольствиях (или их санскары) внезапно ввергнет его в беспокойство. Он чувствует себя сбитым с толку и несчастным, видя, что внутренней радости еще не достиг, а внешние наслаждения проходят мимо. Так как у него ничего нет, он скрывает свою обескураженность, заявляя, будто ничего и не хочет. Если он не выведет себя из состояния безразличия, то станет инертным существом, чья духовная жизнь после периода стагнации придет в полный упадок. Проявив же настойчивость, он обнаружит, что данное состояние было лишь минутным провалом в его садхане.

Отречение необходимо не ради отречения. Небогатый человек, вложивший часть своих денег в выгодное предприятие, временно окажется в затруднительном финансовом положении, но малая жертва потом может вылиться в огромную удачу. Точно так же мудрому приверженцу йоги известно, что отречение от ничтожных мирских удовольствий является необходимым условием достижения нескончаемого духовного счастья. Он знает, что ничего не лишается, а просто переносит сферу своих интересов со скудных и бренных материалистичных наслаждений на высшее вечное счастье души. Каждый рад отдать сотню долларов, чтобы потом получит пять тысяч; ради нескончаемой радости Боговедения йог с готовностью отказывается от малых удовольствий. Божественное состояние окончательного освобождения не является голой пустотой или внутренним угасанием, скорее, это обладание позитивным сознательным переживанием вечно возрастающего блаженства.

Однако на мирских людей редко производят впечатление жития святых, живших в уединении и носивших власяницу. «Как глупо жить в бедности, отказывая себе во всем!» — легкомысленно судит обыватель и отдает все свое внимание мирской жизни. Ему кажется, что счастье можно найти в семейной жизни, на вечеринках, танцах и в прочих возбудителях чувств. И он, подобно всем остальным, гонится за миражем прочного счастья, никогда его не достигая. Материалистичные люди измучены противоречивыми желаниями и утопают в трясине страданий, тогда как святых, познавших истину и нерушимое счастье, ждет внутреннее приобщение к Блаженному Источнику беспримесной вечной радости.

Многие искренние (в духовном смысле) люди считают, что такое отречение от мирского окружения, какое было продемонстрировано аскетами, в современном мире практически невозможно. Однако святые вовсе не говорят, что Бога можно найти, только уединившись в гималайской пещере. Идеал — жить в мире, но быть не от мира. Человек, не ищущий в своих обязанностях и в своем окружении повода увильнуть от регулярных длительных и глубоких медитаций, пробуждается к сверхсознанию. При этом он развивает в себе не безразличие, а непривязанность к материальным объектам! Истинный приверженец йоги вовсе не похож на бездомного, ленящегося приложить мало-мальски существенные усилия для своего материального или духовного благополучия! Йога, вкусившего утонченное блаженство души, материалистичные удовольствия не прельщают, даже если он находится среди мирских «соблазнов». Он достигает по-настоящему безопасного духовного состояния.

 

Настойчивость позволяет вкусить плоды отречения

Слабовольному искателю духовности часто не хватает настойчивости; не вкусив плодов отречения, он после нескольких половинчатых попыток перестает медитировать. Таких людей вновь затягивает привычный житейский водоворот, и они погружаются в неведение. Но искреннего приверженца йоги не собьют с толку речи привязанного к чувствам ума: «А почему же все люди не отказывают своим чувствам в удовольствиях? Зачем это бесполезное медитативное сидение во мраке? Ходи каждый день в кино, на тусовки — развлекайся!»

Нужно укрепиться в своей решимости, вспомнив, что Иисус и великие учителя достигли бессмертия и вечного счастья отречением от лжеудовольствий, предлагаемых людям Сатаной (Космической Иллюзией): Опять берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если падши поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана; ибо написано: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф 4:8–10).

Каждый раз, когда в уме просыпается влечение к забытым материалистичным наслаждениям, следует сразу же представить себе конечное состояние своего вожделеющего тела: вечную могилу или пламя крематория. Осознание неизбежности полного разрушения тела вызывает у человека страстное желание познакомиться с нетленным «Я», со своей презирающей смерть душой. Тот, кто в медитации хотя бы раз прикоснулся к неистощимому великолепию души и ее вечных взаимоотношений с Богом, никогда не забудет об этой радости. Его могут ждать суровые испытания, и он, подобно Арджуне, может на время опуститься до уныния, однако, пока он продолжает прилагать усилия, неотступная мысль о пережитой чистой радости вновь и вновь будет побуждать его продолжить свой духовный путь.

 

Безрассудность безразличия к Космическому Сознанию

Когда попытки погрузиться глубже в счастье души натыкаются на препятствие, начинающий йог теряет уверенность в своем духовном будущем. Он уже решил, что если погибнет желание, то все продиктованные мудростью радужные надежды на вечное счастье окажутся пустыми и бессмысленными. Теперь подсознательная привычная любовь к мирским удовольствиям ввергает его рассудок в бездну сомнения. На мгновение он даже теряет уверенность в том, что есть иное счастье, неизмеримо превосходящее материалистичные наслаждения. Его безрассудность достигает предела, когда он предпочитает осязаемое Неосязаемому: «О душа, мне не следует уничтожать свои нынешние любимые материалистичные наслаждения, даже если они погубят не познанное мною будущее духовное счастье. Я не могу жить надеждами на возможность несуществующих благословений и не хочу терять осязаемые удовольствия, получением которых сейчас занят».

Трудно отказаться от земного счастья, имеющегося в наличии, активного в сознании и склоняющего ум к привычному. Тяжело оставить нынешние известные удовольствия ради неизвестности в будущем. Поэтому миллионы людей предпочитают есть, пить и веселиться сегодня, не делая медитативных инвестиций в будущее счастье, которое продлится вечно: «И скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет» (Лк 12:19–21). «Не во власти человека и то благо, чтоб есть и пить, и услаждать душу свою от труда своего. Я увидел, что и это — от руки Божией» (Екк 2:24).

Даже помазание в самодержцы всея земли не может быть высшей человеческой целью, потому что смерть отбирает все мирские владения. Лишь только Космическое Сознание и единение с Создателем всех миров является приобретением, навечно дарованным душам, достаточно продвинувшимся по духовному пути. И все же, неофит бывает настолько связан сиюминутными материальными желаниями, что сталкивается с периодом иррациональных сомнений и отказа от стремления к блаженству и безопасности Космического Сознания, правящего тремя мирами.

Если искатель духовности оказывается в подобном психическом состоянии (когда одолевают мысли о том, что лучше умереть в потакании чувствам, чем искать неведомого счастья в суровом самоограничении), ему нужно сказать себе: «Мне не хватает духовного воображения и опыта, поэтому мне показалось, будто нынешнее материалистичное счастье является единственной достойной целью. Дай-ка я лучше поверю правдивым словам священных писаний и моего гуру. Я буду погружаться в глубокую медитацию и обретать Космическое Сознание. Увидев разницу между вечным божественным счастьем и временным удовлетворением запросов чувств, я изменю свое нынешнее суждение и скажу, что лучше умереть в борьбе за духовное счастье, чем поверить лживым обещаниям майи«.

Если воздерживающимся человеком руководит не мудрость, а что-либо другое, он по-прежнему находится в дремучем ментальном лесу мирских желаний. Он лишь внешне отвел глаза от объектов чувств, а внутренне его продолжают преследовать соблазны. В то же время прозорливец, который очами мудрости повсюду видит Высший Свет, не обращает внимания на бледные тени материалистичных желаний.

Обжора, решивший физически поститься, может некоторое время воздерживаться от пищи, но любая мысль о ней сразу же пробуждает в нем частично подчиненную склонность к перееданию: орган вкусового восприятия, временно ослабленный постом, снова обретает силу диктатора. Аналогично, посредством физического самообуздания, не сопровождающегося подчинением себе психики, можно до поры до времени воздерживаться от соблазнительных объектов чувств, но рано или поздно подверженный искушениям ум капитулирует перед соблазнами.

Физическое отрешение должно сопровождаться психической отрешенностью и ясным видением отличия души от тела. Однако царственным путем к спасению является восприятие высшей радости Духа. Ощутив ни с чем не сравнимое духовное блаженство, йог теряет интерес к убогим мирским удовольствиям.

 

Йога: внутренняя отрешенность для монахов и домохозяев

Внешнее отрешение монахов и свами отличается от внутренней отрешенности йогов. Многие монахи считают, что, живя в монастыре или приняв обет безбрачия, они избавляются от привязанностей к мирским объектам. На самом же деле все те свами и другие «отрешенные» личности, которые не стали йогами (не приняли практических методов единения с Богом), подвергают себя огромной опасности: они рискуют, подробно мирянину, не практикующему внутреннюю непривязанность, потерять из виду свою божественную цель.

Физическое отрешение само по себе не полностью убеждает непокорный ум в необходимости отказа от материалистичных наслаждений. Однако йог — будь он монахом или семейным человеком, — познавший в глубокой медитации высшую радость Духа, не только думает, но и знает, что ради нее было бы глупо не отказаться от ничтожных мирских «радостей».

Простой человек, решивший вести аскетичный образ жизни и отказавшийся от соблазнительных объектов, одержал победу лишь в первом раунде поединка с чувствами. Внутренние вожделения вовсе не считают себя побежденными! Поэтому аскет должен изучать искусство не только внешнего, но и внутреннего самообуздания.

Если в молоко влить воду, оно окажется разбавленным и его свойства ухудшатся. Но если из молока сбить масло, оно сможет без всякого вреда для себя плавать на поверхности воды. Аналогично, уму простого монаха необходимо держаться в стороне от мирских искушений, тогда как йог, взбивший масло Самоосознания, внутренне и внешне глух ко всем призывам объектов чувств — даже если со всех сторон окружен ими.

Без регулярных занятий специфической йогической медитацией, позволяющей управлять энергией жизни в органах чувств, уход от мира вряд ли принесет желаемые духовные блага. Более того, в такой ситуации монах зачастую оказывается в неудобном положении лицемера: внешне отрешенного и внутренне одолеваемого желаниями.

Йога предлагает до краев наполнить ум божественной Радостью! Разве может человек, исполнившийся блаженства, по-прежнему интересоваться мирскими удовольствиями? Воистину, йога — царственный путь к спасению.